Жорес Алферов: «Наука должна быть нужна!»
Может ли один человек делать научные открытия, создать университет, заниматься общественной работой и вести политическую деятельность? Кажется, что такое под силу лишь гигантам эпохи Возрождения… Оказывается, их время не ушло – по словам Министра образования и науки РФ Дмитрия Ливанова, Жорес Алферов – «единственный работающий сегодня в России лауреат Нобелевской премии, человек, который внес очень большой, существенный вклад в образование, вложил много времени, чтобы создать в Петербурге Академический университет РАН, который формирует новую интеллектуальную элиту России.
Этот человек действительно объединяет в себе высочайшие научные достижения и опыт удачных проектов в системе образования, которые созданы с нуля». Недавно Жорес Алферов, академик и нобелевский лауреат, депутат Государственной Думы, член фракции КПРФ Жорес Алфёров избран председателем Общественного совета при Министерстве образования и науки РФ. Сегодня мы беседуем с Жоресом Ивановичем – о прошлом и настоящем современной науки и общества.
– Жорес Иванович, у Вас столько дел и задач. Почему дали согласие стать председателем Общественного совета?
– Я принял этот пост, потому что более важной задачи на сегодня, чем развитие образования и науки, в России нет. В настоящее время мир стремительно меняется – и это требует модернизировать все образовательные системы, в том числе и нашу, российскую. Но следить за тем, в каком направлении она будет модернизироваться должны мы сами. Развитие науки в нужном направлении необходимо, если мы не хотим, чтобы наша страна заняла место сырьевого придатка для других государств.
– Когда говорят о развитии науки, часто вспоминают проект «Сколково» – и не всегда в положительном ключе. Как Вы сами можете оценить «Сколково»? Может ли он когда нибудь стать для России Кремниевой долиной?
– Те, кто говорят о «Сколково», не вполне корректно начинают сравнивать его с Зеленоградом, Обнинском, новосибирским Академгородком. Но я полагаю, при этом со мной совершенно согласен Д.А. Медведев, что «Сколково» – это идеология, а не территориальное образование.
Я был в свое время приглашен в Научно-технический совет «Сколково». Через некоторое время этот орган превратился в Научно-консультативный совет, где являюсь сопредседателем вместе с Роджером Корнбергом, нобелевским лауреатом, биохимиком и специалистом в области физиологии и медицины. Большинство в совете, около двух третей, составляют ученые из России, а остальные – из Германии и США. профессор Роджер Корнберг. Две трети в составе совета – крупные российские ученые и одна треть – американские и немецкие. Так мы поддерживаем высокий международный уровень совета.
Конечно, в «Сколково» вскрывались нарушения. Но одновременно с этим там рождались новые компании, создавались рабочие места, вырабатывались прорывные решения по новой энергетике, информационным технологиям.
Но я не стал бы сравнивать «Сколково» с Кремниевой долиной. Кремниевой долине дали свое имя кремниевые чипы, которые там создал Роберт Нойс. Когда сравнимые по значимости работы появятся в «Сколково», тогда мы сможем сравнивать.
– А когда мы сможем сравнивать? Что может послужить толчком в развитии науки, по-Вашему мнению?
– Это произойдет, когда научные результаты снова будут востребованы обществом и экономикой, причем не окказионально, а постоянно. Наука должна быть нужна! Помните, в СССР человек, получивший кандидатскую степень, становился старшим научным сотрудником и получал зарплату в 300 рублей. Столько получал и директор завода. Несмотря на трудности, мы были третьей электронной державой мира, после США и Японии. И деньги на науку можно было найти всегда – и они находились.
Давайте вспомним слова Жолио Кюри: «Каждая страна должна иметь свою развивающуюся науку. Она приносит новое всей цивилизации. Когда наука в государстве не развивается – это приводит к его колонизации».
– Жорес Иванович, Вы родились в 1930 году. И у Вас такое знаковое имя. Можно ли про Вас сказать – родом из СССР?
– На самом деле, я родом из Витебска. В Белоруссии родились и выросли мои родители, Иван Карпович и Анна Владимировна. Когда отцу было восемнадцать лет, он отправился в Санкт-Петербург на заработки, как многие. Сначала был грузчиком, разнорабочим, затем начал свой рабочий путь на заводе «Старый Лесснер». А в Первую мировую отправился на фронт. Воевал геройски – в прямом смысле слова: служил в гусарском полку, потом стал унтер офицером лейб-гвардии, дважды георгиевским кавалером. В сентябре 1917 года стал членом партии большевиков. Дальше – был командиром полка Красной Армии, после войны стал служить «по хозяйственной части».
Мое имя – в честь руководителя Французской социалистической партии Жана Жореса. А моего старшего брата назвали еще более громко – Маркс. Именно благодаря ему мне было совсем несложно учиться – надежный защитник был и на улице и в школе. Брат Маркс.
– Как дальше сложилась его судьба?
– В 1935 году отец окончил Промакадемию и мы стали переезжать из города в город – Сталинград, Новосибирск, Барнаул, Сясьстрой под Ленинградом, Туринск Свердловской области, где мы жили в войну… Отец был назначен директором завода пороховой целлюлозы. А брат поступил на энергетический факультет Уральского индустриального института. Он полагал – будущее за энергетикой. Но проучился только несколько недель, решил что в такое время его долг: Родину защищать. Воевал в Сталинграде, на Курской дуге получил тяжелое ранение в голову… В Корсунь-Шевченковском сражении младший лейтенант Маркс Иванович Алферов погиб. Ему был двадцать лет. Он навсегда остался для меня старшим братом.
– Любимый старший брат – это непререкаемый авторитет. Вы тоже считаете, что будущее за энергетикой?
– Знаете, в октябре 1943 года брат провел с нами три дня: приехал после госпиталя в Свердловск, чтобы снова отправиться на фронт. Я запомнил эти три дня, рассказу про войну и при всем этом – страстную веру у силу науки и инженерной мысли. Я сохранил эту память на всю жизнь. Именно здесь старший брат – непререкаемый авторитет.
Что касается энергетики… Американский профессор Зинг из института Белла на конференции в 1982 году заявил, что США начиная с 1955 года – постиндустриальное информационное общество. Именно с этого времени самой крупной социальной группой стали те, кто по роду деятельности собирают информацию и обрабатывают ее.
Наша страна тоже превратилась в постиндустриальную в определенный момент своей жизни. Только, к сожалению, по-другому. Ее индустрия и высокотехнологические отрасли производства были разрушены. В настоящее время нам нужно кардинально изменить это положение дел…
– Сегодня, если говорить об информации, нельзя не говорить об Интернете. Все сегодня знают, что в сетевом пространстве информацией часто манипулируют, чтобы добиться своих целей – обогащения, разжигания вражды…
– Да, сегодня глобальная сеть часто используется для манипуляций и одурачивания. Буквально каждый пытается «заработать в интернете» – с помощью социальных сетей. Но нужно осознавать, что сеть – это прежде всего возможность быстрой передачи и обмена информацией. Способ быстро среагировать на ситуацию. Поэтому я считаю, что Интернет должен быть коллективной собственностью всех людей Земли. Искренне рассчитываю, что он никогда не будет приватизирован.
– Жорес Иванович, сегодня спроси почти любого «Кто дал миру Интернет?» и большинство ответят: «Америка, Соединенные штаты». При этом вряд ли вспомнят о ваших разработках, которые стали ключевыми для возникновения всемирной сети… Вам не обидно?
– Нет. Для того, чтобы появилась всемирная сеть и информационные технологии, потрудился не только я и американцы, потрудились ученые из многих государств. Лично на меня глубокое впечатление произвели слова Джона Бардина, единственного в мире физика получившего Нобелевскую премию дважды. Он говорил: «Наука интернациональна». Ученые это прекрасно понимают, мы даже во время холодной войны поддерживали хорошие отношения и профессионально очень высоко друг друга ценили. Но широким массам об этом стоит рассказывать. И потому – интернет это результат коллективного труда ученых всего мира. Что-то сделали в Америке, что-то – в России, что-то в других государствах. Так всегда бывает в мировых открытиях. Помните, нашу Академию наук тоже создавали выходцы из других стран. Эйлер, братья Бернулли, Миллер… Наука интернациональна по своей природе.
– Свою собственную Нобелевскую премию Вы разделили с американским ученым. Скажите, тогда, в середине двадцатого столетия были ли спопоставимы научные достижения США и СССР?
– Конечно, в те годы мы несколько отставали от Америки, но это отставание было во многом формальным. В 1947 году американцы распахнули широчайшие горизонты, показав всему миру транзисторный эффект на точечном транзисторе. В те годы даже Иоффе, обладавший огромным талантом предвидения не до конца понял, какой переворот это произведет в науке. Транзистор с p-n-переходами был разработан 1949 году. Американцы оповестили мир о методе, который мог способствовать промышленному производству транзисторов в ноябре 1952 года. А 5 марта 1953 года я создал первый тразистор, и он работал хорошо.
– Что Вы чувствовали, получив Нобелевскую премию? Наверное, гордились и радовались?
– Радость, конечно была. Но знаете, когда я в сорок лет получил золотую медаль Франклиновского института – а это очень почетная научная награда – я был рад не меньше. А с Нобелевской премией – моя радость и гордость звучала по-особому вот почему. Я стал одним из десяти советских и российских лауреатов Нобелевской премии. И при этом мои соотечественники и «товарищи по Нобелевке» – в основном коллеги по Ленинградскому физтеху. Я гордился своей alma mater, а также тем, что получил свою награду после моих учителей – Николая Николаевича Семенова, Игоря Евгеньевича Тамма, Льва Давыдовича Ландау и Петра Леонидовича Капицы.
– Жорес Иванович, в прошлом величайшие научные умы человечества не занимались, тем не менее, исключительно наукой, они стремились слушать «биение пульса общества», влиять на него. Сегодня мы видим, что ученые проявляют пассивность в общественной жизни. Почему?
– Это одна из самых сложных сегодняшних проблем – вопросы взаимоотношения власти и науки. Когда власть пытается вмешаться в исследования, указать ученым, чем им заниматься – это абсолютно неправильно. А ведь таких примеров, когда власть обращается к ученым, пытаясь решить важные задачи множество – и у нас в стране, и за рубежом.
Сегодня США – научный и технологический лидер. И лидерство они сохраняют просто – у них сильного конкурента нет. Мы потеряли лидерство, когда ученых заглушили финансовые спекулянты.
Но финансовые спекулянты вышли на первый план и в США, и это тоже не пошло стране на пользу. Американский экономист Джеймс Хекман, который был награжден Нобелевской премией в 2000 году, на круглом столе, компании «Би-би-си», заявил: «Развитие науки и техники во второй половине XX века полностью определялось соревнованием СССР и США. Очень жаль, что это соревнование закончилось».
Да, без конкурента плохо – нет стимула. И ученые не устают подчеркивать, что страшнее любой политической диктатуры – диктатура денег. Когда ученых волнует только то, получат ли они деньги за свою работу, тогда мысли о науке и открытиях уходят на второй план. Такое отношение и приводит к пассивности ученых – во всем международном сообществе.
– Что же можно сделать в такой ситуации? И кто может это сделать?
– Могу говорить только за себя. Я считаю, и со мной согласны большинство российских ученых, что наша главная задача – чтобы российская наука снова заняла достойное ее место в стране и в мире. Мы должны вернуть ей это место. Мы, российские ученые, считаем одной из главных для себя задач вернуть нашей науке достойное место в развитии нашей страны и в мире. Если наши открытия, наши разработки нужны – хочется работать дальше. И делать еще больше – и в науке, и в обществе
Вернуться назад или поделиться