Ефим РАЧЕВСКИЙ
Ефим Рачевский: «Мы в ответе за тех, кого научили»
Судьба поколения… Она зависит от школьных наставников и их умения заинтересовать, увлечь предметом, воспитать и открыть мир перед вступающими в жизнь учениками. Школа помогает нам выбрать жизненный путь, и это не просто громкие слова.
Человек, посвятивший свою жизнь образованию, чьи заслуги в этой сфере просто устанешь перечислять, чьи суждения, как правило, становятся истиной в последней инстанции, путеводной звездой, а поступки – готовым образцом для подражания… А в отношениях учителя и ученика лучшим показателем взаимного уважения по-прежнему остается тот факт, что спустя …дцать лет они обнимутся и вспомнят друг друга по именам… Наш сегодняшний собеседник Заслуженный учитель России Ефим Лазаревич Рачевский.
– Ефим Лазаревич, давайте поговорим о пилотном проекте. Ему два с половиной года, кто-то считает его не очень удачным, кто-то присоединился и очень доволен. Есть те, кто по-прежнему думают. В чём Вы видите плюсы и минусы проекта?
– Основная идея пилотного проекта звучит очень лозунгово: в хорошей системе столичного образования не должно быть плохих школ. Началось всё со скандальной ситуации трёхлетней давности, когда одна из московских школ не прошла аккредитацию. Это был беспрецедентный случай. Я сам был членом коллегии и голосовал за то, чтобы школе не дали аккредитацию. По сути, это примерно то же, что отнять знамя у полка и расформировать его. Это жёстко, но это правильно. В начале 90-х годов были созданы школы городского подчинения. Их было больше ста, кажется, и занимались они всевозможными апробациями, экспериментами. Это были школы-лидеры, которые двигались вперед, и Департамент по образованию их поддерживал. Позже появился новый принцип, принцип нормативно-подушевого финансирования. Школа, где я работаю, была самой большой в Москве, там учились около 2000 детей. И было обидно, когда от нас «отщипывали» 5–10 %. Я спрашивал: «Зачем?», мне отвечали – чтобы поддержать те школы, где мало учеников. Я возмущался: почему свои заработанные деньги мы кому-то должны отдавать? Этому есть объяснение: потому что слабые школы слабы по-разному. Есть объективные причины. К их числу могу отнести большое количество детей, для которых русский язык не является родным. Тут сложно что-то сделать, хотя есть обратные примеры. Я знаю школу, где усилиями директора и всей команды созданы условия для обучения детей из разных диаспор и т.п. Школа сменила директора и начала работать. Есть ещё объективная причина, крайне редкая для города. Когда школа была когда-то в период комплексной застройки поставлена, жилья было немного, сплошная промзона, а со временем жилья стало еще меньше, детей в школу ходит мало. Мало детей, мало ресурсов. Мало ресурсов, мало учителей, мало возможностей. Это тоже объективная причина. Всё, больше объективных причин нет. Всё остальное зависит от руководителя.
Пилотный проект был направлен на то, чтобы школы, работавшие в нормальном, трудолюбивом, честном режиме, получили свои ресурсы, положенные им в соответствии с принципами нормативно-душевого финансирования.
Второй момент, очень важный – это дифференциация нормативно-душевого финансирования. Смотрите, до начала пилотного проекта в Москве норматив на одного ребенка был 102 тыс. руб. в год. И на первоклассника 102 тыс. руб., и на девятиклассника, и на одиннадцатиклассника. Но у первоклассника 22 часа в неделю, а у десятиклассника 36 часов в неделю. Поэтому учебным заведениям выгодно было иметь большую начальную школу и маленькое старшее звено. Но с появлением ЕГЭ старшая школа требует больше усилий, серьезного подхода, ответственности и т.д. А пилотный проект только продифференцировал нормы в соответствии с учебным планом.
И, наконец, третья составляющая: все школы получают положенные им деньги по нормативам. Но вот закончится пилотный проект, а что же дальше? Сейчас мы вступили в период риска. И он касается в первую очередь тех школ, которые по разным причинам не могут стать большими. Допустим, если школа постройки какого-нибудь 61-го года находится в центре Москвы и рядом нет никакой другой школы, то больше, чем вмещают стены, она не возьмет детей. Поэтому, как быть в этой ситуации – задача для московского Правительства. Есть, конечно, вариант дополнить госзадания различными видами дополнительных работ. Допустим, углубленное изучение какого-либо предмета, и отдельное финансирование этого. Еще одна немаловажная деталь пилотного проекта – переосмысление должности директора, его функционала.
– А директор школы сейчас должен быть менеджером или педагогом?
– Менеджером он должен быть в любом случае. А вообще это выдуманная дилемма. Он должен быть и тем, и другим, альтернативы быть не может. Если он хороший педагог и плохой менеджер, ничего не получится. Если он гениальный менеджер, но не является лучшим учителем своей школы, тоже ничего не выйдет.
Во многих западных школах на первое место ставится не тот, кто пребывает в иллюзии, что если он выполнит все инструкции, присылаемые сверху, он будет лучшим директором. Их приходит с каждым днем все больше и больше, в среднем 10–12 в день. Первым становится тот, кто способен принимать решения, будучи уверенным в поддержке коллектива, который признает его в качестве лидера. Я в армии командовал ротой и усвоил: не торопись выполнять приказ начальника, потому что не исключено, что приказ может быть изменен. Большая проблема на пути развития – так называемые мною директорские тяжеловесы». Они исполняют все инструкции. Когда появилась тема школьной формы, они первые стали вводить ее у себя. У них есть замечательная привычка приезжать в школу раньше всех и встречать у входа. Они проводят педсоветы с разбором полетов, не понимая, что педсовет на сегодняшний день – это совершенно архаичная вещь. В ситуации, когда учение направлено на индивидуализацию, то же самое должно происходить с учителем. С ним надо работать персонально, индивидуально, а не на уровне педсовета. В школах таких директоров обязательно присутствует дневник как святыня, причем в нем обязательно фиксируется красными чернилами то-то и то-то. Лидерство – это другое. Оно формируется, воспитывается и ни в каком вузе не преподается. Пилотный проект как раз содействовал тому, чтобы директор стал более самостоятельным в принятии решений. Допустим, в заключении договоров по обеспечению учебного процесса, в подборе кадров. А самое существенное достижение пилотного проекта – то, что школа стала иметь абсолютную 100% прерогативу начисления заработной платы. Эта система оплаты труда не доведена до совершенства, в ней надо многое и многое делать, но положительные стороны её заметны.
– Чем пилотный проект может помочь качеству образования?
– Многие живут иллюзией, что если учителям Москвы сделать заработную плату 60 000 рублей в среднем, то это моментально решит все проблемы. Помните, Лужков решил повысить оклады учителям иностранного языка. И что, заговорили по-английски все? Нет, еще не заговорили, но была решена одна большая проблема – проблема вакансий. Школа и образовательная система такого крупного мегаполиса – это мощная гуманитарная машина, в которой быстрые изменения невозможны. Если неправильно положили асфальт, его можно переложить, и на это уйдет неделя. А здесь – годы. За то время, что учительство и школьное образование были на периферии государственного внимания, старые кадры стали совсем старыми и ушли на пенсию. А новые были продуктом двойного негативного отбора. Первый шаг негативного отбора – это когда не самые лучшие выпускники школ шли в педвузы. А второй шаг негативного отбора – когда не самые лучшие выпускники педвузов шли в школы. Теперь престижность учительской профессии в Москве резко возросла. Государство приложило к этому некие усилия, средняя заработная плата учителей сейчас не ниже, чем заработная плата в экономике в регионе. Если социальный статус учителя возрос, есть динамика позитивная, то следует ожидать притока специалистов не как продукта негативного отбора, а как продукта позитивного отбора в педагогические вузы Москвы.
– Какова Ваша оценка проекта?
– Я бы сказал, что из 10 школ, про которые мало кто знал, в которые не ходили, на сегодняшний день 5-6 точно стали школами повышенного спроса. Вот так я оцениваю результативность. Это положительная оценка, но для успешной работы в будущем необходима новая стратегия, выстраивающая дальнейшие действия.
– В этом году ЕГЭ вызвал неслыханный резонанс. И если в Москве ситуация относительно благополучная, то на остальной территории страны нареканий было так много, что их не обошла вниманием даже Генпрокуратура. Как Вы оцениваете ситуацию с госэкзаменом?
– Слава Богу, что прокуратура не обошла его вниманием. ЕГЭ – это предмет закона, он работает в штатном режиме и не является ни апробацией, ни экспериментом, ни чьей-то выдумкой. Государство обязано надзирать за тем, как его закон выполняется. Что касается всяческих неприятностей, которые были этим летом, то это не новость. Помните, ещё во времена белых фартучков были вроде бы незначительные факты, когда школа закупала ручки и велела ученикам свои не приносить. Для чего это делалось? Вот понадобится поправить сочинение или контрольную по математике, – никакой сложности, ведь все сделано одним цветом.
Я в школе уже давно, лет 40, и помню, что выпускные экзамены никогда не отличались какой-то большой нервотрёпкой. Когда вы заканчивали школу, наверняка было в вашем классе один–два отчаянных двоечника? Но аттестаты получили все! Поэтому сегодняшняя форма экзамена – это самая успешная попытка уйти от глобальной лжи, сказать правду. Хорошо, что все слабые стороны ЕГЭ получили громкую огласку, потому что чем больше пресса и общество шумят о нечестности процедуры ЕГЭ, тем больше шансов, что она будет становиться все честнее и честнее.
Например, если бы не было выбросов в интернет, если не было бы использования средств мобильной связи, то не было бы всевозможных правил и запретов. Есть целая группа предложений по совершенствованию процедуры единого госэкзамена: установка камер видеонаблюдения, металлоискателей и т.п. Противники говорят, что это дорого. Но это действительно даёт результат! Я проделал довольно-таки дальний путь из Ярославля в Москву, вчера только приехал. Наверное, впервые я ни разу не превысил скорости – я знал, что везде стоят видеокамеры. Это человеческая ментальность: если нет контроля, если вседозволенность, волей-неволей становишься нарушителем.
– Вы заговорили об ответственности. При сдаче ЕГЭ ответственность несут все: выпускники, студенты, родители, педагоги, организаторы. Как Вы относитесь к родителям, которые на сдачу экзамена дают своим детям мобильные телефоны?
– Сам факт того, что они дают с собой телефон, не является нарушением правил. Это, скорее, нарушение этических норм. Потом эти родители клянут школу за то, что там не проводится воспитательная работа по прежнему советскому образцу. Хотя сами перечеркивают всё, что они говорили своим детям, перечеркивают всё этическое воспитание, которое проводит школа.
Если родитель, на протяжении всей 17-летней жизни ребенка говоривший ему «не укради», подсовывает ему на экзамен два мобильных телефона, то это воспринимается школьником как норма: мама с папой разрешили, а мама с папой – главные люди. При этом какой-нибудь региональный руководитель находится в постоянном состоянии ужаса перед губернатором из-за того, что будут плохие результаты ЕГЭ. Он командует: «Дайте мне хорошие результаты». И тогда муниципальный руководитель, который смертельно боится регионального, начинает давить на директоров или руководителей пунктов приема ЕГЭ, и так далее. Складывается система обмана. Вербальных форм воспитания не существует, воспитание может быть только действием. Нужно формировать условный рефлекс, в том числе и в системе образования. Ребенок никогда не засунет свои два пальчика в розетку, если однажды получил 220 вольт. Поэтому совершенно справедливо, что после ЕГЭ-2013 уволены и региональные руководители, и муниципальные. Прокуратура наводит порядок в системе. Это уже – воспитание действием.
– Как нам усовершенствовать ЕГЭ, чтобы все участники этого процесса пришли к какой-то консолидации, жили в согласии?
– Абсолютного согласия не будет никогда. По той причине, что любая система – государственная ли, образовательная ли – всегда будет немножко отставать от жизненных реалий. И это нормально, иначе не было бы развития. Федеральный институт педагогических измерений, который занимается разработкой КИМов, ещё года три назад ругали за то, что доминирующая часть заданий ЕГЭ ориентирована на ответ да/нет. Уже сейчас мы видим отход от чисто тестовой технологии, и в следующем пакете контрольно-измерительных материалов будет еще больше креативных задач. В настоящее время идет большая работа над тем, чтобы можно было сдавать ЕГЭ в онлайновом режиме. Также рассматривается возможность проведения двухуровневого ЕГЭ: для профильного уровня – одна степень сложности, для базового уровня – другая. Немаловажный элемент – это формирование корпуса экспертов, тех, кто проверяет самое главное – часть «C». Надо отбирать людей очень высокой квалификации и придавать им статус, присваивать звание. В России примерно около одного миллиона учителей, из этого миллиона тысяч 40–50 вполне можно найти и обучить. Причём учить не только доморощенно, но и отправлять на стажировки в другие страны. И за этот статус платить хорошие деньги. Я полагаю, что он будет более весом, чем статус учителя первой категории или даже высшей категории. Подобный шаг может носить системообразующий характер, если создать у педагогов стремление попасть в этот разряд, стать учительской элитой России, которая отличается высокими нравственными нормами, профессионализмом и способностью видеть то, чего не видят другие. Последнее особенно важно.
– Очень много споров вокруг сочинения в структуре ЕГЭ. Есть предложение писать сочинение только на компьютере. Что Вы думаете по этому поводу?
– Очень хорошо помню себя в школе в 1963 году, я учился в шестом классе. Тогда вместо перьевых ручек ввели шариковые. И ведь были призывы уничтожить шариковые ручки как попытку проникновения империализма! Твердили, что появление шариковой ручки – это угроза национальной безопасности. То же самое происходит сегодня. Мы имеем дело с IT-технологией, и она начинает доминировать. Дети больше времени печатают на клавиатуре, чем пишут ручкой – это даже считать не надо. Если мы сядем в любой вагон метро, то увидим людей, читающих книгу Льва Толстого. Но ещё больше мы увидим людей, читающих ту же самую книжку Льва Николаевича на экране мобильного телефона или на планшете. Это технический прогресс, и бояться его не нужно. А сочинения, написанные в электронном варианте в онлайн режиме, невозможно будет фальсифицировать. Их моментально можно проверить на плагиат.
Психологи утверждают, что писать ручкой полезно для развития мелкой моторики. Но её можно развивать и по-другому. Например, всё больше людей – не только женщин, но и мужчин, – начинают заниматься рукоделием. В хороших школах уроки труда не уничтожены, а, наоборот, поддерживаются. Вот у нас, в частности, мальчики и девочки шьют, выпиливают, красят, плетут из бисера, занимаются керамикой, живописью, скульптурой. Чем не упражнения по развитию моторики?!
–То есть Вы к слову «труд» относитесь с почтением.
– Да, причем мы не заменяем его словом «технология». Вот как был труд, пусть немножко модернизированный, так он и останется. Это са-мое главное, что формирует успешного ученика, успешного ребенка. Кстати, ещё один обсуждаемый момент, связанный с честностью и самостоятельностью. Если бы все контрольно-измерительные материалы были заранее выложены в Сети, то не было бы необходимости воровать. Даже самостоятельная подготовка шпаргалки, не покупной, а самодельной шпаргалки – это хороший методический прием, который позволяет ребенку усвоить ту или иную тему. Поэтому если школьник заранее всё узнает, он заранее всё выучит, это же нормально. Я полагаю, что со временем так и будет сделано.
– Почему выпускники не делают выбор в пользу инженерных специальностей?
– Вы знаете, спрос на инженерные специальности за последние два года несколько вырос. Но тут тема очень глубокая. Например, на днях, проезжая по Яузской набережной, вижу Московский авиационный институт. И думаю: где же работают его выпускники, когда «Аэрофлот», «Трансаэро» и все остальные летают на «Боингах» и «Аэробусах»… Сегодня нормальная семья рассчитывает карьеру своего ребенка, продумывает варианты поиска «места под солнцем». Поэтому и спрос на такие специальности, которые не гарантируют трудоустройства, а значит и стабильного заработка, сокращается.
– Ректорское сообщество недовольно школьной подготовкой, абитуриенты, по их мнению, приходят со слабыми знаниями. С чем это связано?
– Они это говорят примерно последние 40 лет. Многие ректоры утверждают, что школа из некоего общекультурного пространства превратилась в институт по натаскиванию на ЕГЭ. Это неправда. Те абитуриенты, о которых они мечтают, идут в самые престижные вузы, в самые хорошие вузы, поэтому многие их просто не видят. Во-вторых, пора уже поменять парадигму. Если человек не знает какой-то закон физики, то это не катастрофа, ведь школа научила его добывать информацию, делать умозаключения. Школа его научила создавать свою собственную информацию и работать с различными источниками. Не надо сетовать, а надо меняться в соответствии с требованиями времени.
– У Вас в школе есть дошколята, есть старшеклассники, а также художники и музыканты. Что должен уметь директор, чтобы справляться с таким большим хозяйством, как Ваше?
– Он должен уметь организовать самоорганизующиеся системы. Такие системы основаны на нескольких принципах. Принцип первый – это делегирование полномочий, которое неизбежно приводит к тому, что тот, кому ты их делегировал, начинает учиться принимать взвешенные решения. И ещё одно – мощная система обратной связи. Я каждый день отвечаю на 10–15 писем родителей на сайте.
Мощная система связи, работа в едином информационном пространстве, делегирование полномочий, дальше – добро на принятие самостоятельных решений и единая шкала ценностей. Все, больше ничего не надо.
– Как и где отмечаете начало года?
– На трёх территориях по графику. В 8.30 в одном месте, в 9.30 в другом, в 10.30 в третьем. Раз в пять лет мы собираемся все вместе на большой поляне в Царицынском парке на прудах. Мы проходим по улице, милиция перекрывает движение на 40 минут. Свою колонну всячески украшаем гирляндами, шарами, лозунгами, даже как-то верблюд с нами шёл. Находим бродячий цирк, собираемся на поляне и там проводим большой праздник. Раз в пять лет родители не идут на работу, чтобы отметить праздник со своими детьми. Тогда нас собирается около 6 тысяч человек.
– С кем труднее работать, с учениками или с родителями?
– Ни с кем не трудно работать. Это иллюзия, знаете, когда педагогов с чем-нибудь поздравляют, благодарят «за ваш адский тяжелый труд». У врачей – адский, тяжелый. У шахтеров – адский, тяжелый. У милиционеров – адский, тяжелый. Получается, вся страна каторга. Если работать в удовольствие, какие же это муки?
– Сложно подбирать людей в команду?
– Очень сложно. Много ошибок мы наделали.
– Ефим Лазаревич, сейчас много говорят о толерантности, о патриотизме. Как удается Вам, как учителю истории, предмета, затрагивающего душу человека, достучаться до этих чувств детей?
– Это иллюзия, что патриотизм формируется предметами. Патриотизм формируется действиями. Поэтому можно блестяще рассказать о подвиге Ивана Сусанина на уроке, а потом дважды опоздать на урок, и все пойдет насмарку. Или поставить несправедливую двойку. Главное – не врать.