Галина МАЯРОВСКАЯ
Музыка напрямую вторгается в наш эмоциональный мир, бесцеремонно отодвигая на задний план цинизм и рациональность современного человека. Музыка, как и море, сопрягает макрокосм и микрокосм, давая каждому почувствовать себя и песчинкой, и вселенной; одиноким – и причастным всему происходящему в мире. Конечно, если это хорошая музыка.
С Галиной Васильевной Маяровской мы не стали говорить о критериях деления музыки на «хорошую» и «плохую», на «высокую» и «низкую»: разговор с ректором Академии имени Гнесиных достаточно быстро и неожиданно перешел от «парадной» темы юбилея вуза к состоянию современного музыкального образования в целом. В отличие от художественного полотна, которое материально, музыка жива лишь исполнением. И в этом отношении она оказалась едва ли не хрупче драгоценных хрустальных ваз.
– Галина Васильевна, многие из тех, кто приходит в Академию, отмечают ее особую атмосферу – семейную и творческую. Благодаря каким традициям она сложилась?
– Вы правы, говоря про особую, теплую атмосферу. В должности ректора я здесь не так долго, в марте будет три года. Но и когда работала в Министерстве культуры и приходила сюда «по долгу службы», и сейчас – под обаяние этого дома не попасть невозможно. А это и правда дом. Здесь очень уютно, по-семейному тепло, здесь отношения студент–преподаватель, студент– аспирант – это отношения старшего и младшего товарищей.
И «родительский» компонент в отношении преподавателей к своим студентам проявляется в первую очередь в бережном и трепетном отношении к ним. Елена Фабиановна Гнесина собрала под крышей гнесинского дома лучших российских музыкантов, и эта традиция никогда не прерывалась: в разное время под началом Е.Ф. Гнесиной работали корифеи отечественной музыки, такие как композиторы Арам Хачатурян и Тихон Хренников, пианисты Яков Флиер, Генрих Нейгауз и Мария Юдина, певцы Марк Рейзен и Зара Долуханова, трубачи Михаил Табаков и Тимофей Докшицер, музыковеды Сергей Скребков, Николай Гарбузов и Валентина Конен, хормейстеры Клавдий Птица и Александр Юрлов, виолончелисты Сергей Козолупов и Валентин Берлинский и многие другие незаурядные музыканты. В последующие годы, включая недавнее прошлое и настоящее, планка профессорско-преподавательского состава, столь высоко поднятая Е.Ф. Гнесиной, практически не опускается и не меняется отношение преподавателей к студентам. Традиции, созданные Е.Ф. Гнесиной и великими педагогами, живут и по сей день.
В Академии находится единственный среди учебных заведений государственный музей-квартира Елены Фабиановны Гнесиной. Его фонд занесен в единый реестр музейного фонда России. Музей является научно-методическим центром для музеев творческих вузов России. Квартира Е.Ф. Гнесиной находилась на первом этаже Академии (института), где были ее спальня и рабочий кабинет, куда можно было просто прийти, как в гости к близкому человеку. По обстановке (а все сохранено, как при жизни Елены Фабиановны) видно, что и она, и ее сестры были не просто замечательными музыкантами, педагогами, но и просто добрыми людьми и рукодельницами. Скатерть, которой накрыт стол, подушечки на диване, покрывало – все это вышито руками сестер Гнесиных. Эти женщины, а хочется сказать старомодно – эти дамы – находили время не только для творчества, но и для очень бытовых вещей, которые скрашивают жизнь. Изначально в этой комнате Елена Фабиановна принимала каждого поступившего. И сегодня эта традиция продолжается. Торжественное празднование «Дня знаний» первого сентября у нас проходит в Большом концертном зале Академии, где первокурсники принимают поздравления, где вручаются студенческие билеты, где для них играют старшекурсники и аспиранты Гнесинки. А вот процедура вручения зачеток проходит в музее. Он небольшой, так что первокурсники заходят по группам. Студентам рассказывают о том, кто работал в Гнесинке, показывают письма к Елене Фабиановне и ее ответы на них: а она отвечала на каждое письмо, поступившее в ее адрес, от друзей, родителей учеников, например. Звучит ее голос…
– Записи сохранились?
– Да, сохранились (хорошо сохранилось и ее звуковое обращение к студентам).
Мы сейчас обновили все портреты выдающихся музыкантов и педагогов, которые учились или работали в Гнесинке, и вывесили их вдоль лестницы, и это тоже имеет огромное значение: такие уроки памяти ненавязчивы и поэтому наиболее действенны. Ну, и, конечно, традиция классных концертов. В Гнесинке постоянно звучит музыка – и не только в Большом зале: у нас есть и Малый, и Шуваловская гостиная, причем Шуваловская гостиная работает по воскресеньям как народная филармония – то есть так, как задумывала Елена Фабиановна. Вход на дневные концерты (они начинаются в 14.00) – свободный. Приводят маленьких детей, приходят люди преклонного возраста.
Воскресные концерты пользуются большим успехом, у них есть своя публика.
– Для гостиной формируется своя программа или же студенты обкатывают прежде всего те произведения, которые собираются играть на экзаменах?
– Конечно, выступления в Шуваловской гостиной – это в том числе и возможность обыграть готовую программу или к экзамену, или к конкурсу. Для студентов это огромный концертный опыт, но играют не только они, но и аспиранты, и профессора наших кафедр, а также известные музыканты, как из России, так и из зарубежных стран.
– Как проходит творческий конкурс? Изменился ли порядок проведения испытаний, после того как сдача ЕГЭ перестала быть факультативной?
– Основной контингент наших абитуриентов – ребята, уже закончившие средние профессиональные учебные заведения. По закону они могут не предоставлять результаты ЕГЭ на момент поступления, а сдавать русский язык и литературу в Академии. Но, к сожалению, часть проблем осталась – и еще к большему сожалению, больнее всего они ударили именно по творческим учебным заведениям. По закону об образовании в его нынешнем варианте все очень жестко и регламентировано. Вся информация о приемной кампании должна вывешиваться на сайте вуза, и никакие изменения внести с этого момента уже невозможно. А ситуации бывают разные. Например, хороший, талантливый абитуриент не прошел по конкурсу, оставшись первым, вторым, третьим… за цифрами приема. Раньше таким ребятам мы могли предложить вечернюю или заочную форму обучения, понимая, что это «наш» человек, т.е. перспективный музыкант; или попросить у Министерства культуры дополнительные места в пределах выделенных ассигнований. Сегодня мы такой свободой пользоваться не можем. Согласно правилам приема абитуриент сразу должен понимать, куда он подает документы – на очную, заочную, очно-заочную форму обучения или же параллельно на все три. Или еще пример: абитуриент боится подавать документы на дневное отделение, считая, что его уровень для Гнесинки недостаточен. А в процессе экзаменов человек раскрывается – и все и в первую очередь члены приемной комиссии понимают, что это перспективный, талантливый студент, лучше многих из тех, кто поступает на дневное отделение. Но вуз теперь не имеет права предложить ему очную форму обучения! В документах, вывешенных на сайте, уже черным по белому написано, что такой-то подал документы на вечернее или на заочное отделение! И назад хода нет. Ну и, конечно, Министерство культуры не выделяет дополнительные места. Рособрнадзор подозревает в фактах вот такой «внутренней миграции» коррупцию. А ее в творческих учебных заведениях нет и быть не может. Можно предоставить чужие результаты ЕГЭ, можно купить диплом, но отыграть программу на музыкальном инструменте придется перед приемной комиссией самому! Конечно, в новых правилах есть и положительные моменты. Творческие испытания были всегда. Раньше они включали в себя экзамен по специальности (то есть исполнение на музыкальном инструменте), проверку музыкально-теоретических знаний и коллоквиум (всего 2 экзамена). Далее шел письменный русский язык, который оценивался как зачет или незачет и не влиял на результаты творческих прослушиваний. Теперь мы понимаем, что могут прийти ребята с результатами ЕГЭ по русскому языку и литературе вплоть до 100 баллов по каждому предмету и Академия теперь проводит 4 творческих испытания (законом это не воспрещается). И когда один и тот же студент на творческое испытание появляется перед приемной комиссией четырежды и каждый раз получает оценки (каждое творческое испытание оценивается по 100-балльной шкале) – это дает Академии возможность отобрать действительно талантливых. У нас почти на все специальности есть конкурс, и не маленький. Но есть проблемы с очень важной и сложной специальностью «оперно-симфоническое дирижирование». Как правило, плановые цифры приема от 1 до 3 человек. Это не только у нас, но и в Московской консерватории, в Санкт-Петербургской и в Нижегородской... На эту специальность, как правило, поступают те, у кого за плечами уже есть высшее музыкальное образование и кто имеет определенные способности к дирижерской специальности. Но для этой категории поступающих такое образование может быть только платным. Выпускник музыкального училища, к сожалению, не готов к поступлению на эту специальность. В течение многих лет Министерство культуры и видные деятели музыкального искусства постоянно ставят вопрос перед Министерством образования и науки о необходимости внести поправки в закон, чтобы на такие специальности, как «вокальное искусство», «оперно-симфоническое дирижирование» и даже на специальность «композиция», могла поступать молодежь, уже имеющая высшее образование, но на бюджетные места. Их будет не более 10–15 человек ежегодно. Талант – это национальное достояние! И таланту надо дать возможность раскрыться, а не потеряться в других специальностях. Ну а что касается жесткого порядка приема, утвержденного Минобрнауки, то в творческих вузах он закрывает многим ребятам возможность поступления на бюджетное место, и они вынуждены терять год и потом пытаться поступать снова. Задача любого творческого вуза – любыми способами бороться за талант, помогать талантливой молодежи реализовать свои способности. Академия бережно относится к каждому поступившему. Да и принимаем мы 170 человек на все специальности. А на некоторые специальности практически единицы. Композиторов Гнесинка принимает от 2 до 4 человек, музыкальных звукорежиссеров – 4. Даже на музыкальное искусство эстрады (эстрадное пение) прием всего 4 человека.
– Берет ли Гнесинка студентов на коммерческой основе? На сцену стремятся многие…
– Позиция вуза такова, что мы отбираем прежде всего талантливых ребят. Зачем нам брать плату с человека, который очень хочет на эстраду и даже готов платить – но нет у него для занятий искусством данных? Особенно таких желающих много среди тех, кто мечтает стать эстрадным певцом. Хорошо, имея деньги, он все равно пробьется на сцену, пополнив ряды тех бездарностей, которые там уже есть (шоу-бизнес работает «хорошо»)… Зачем ему для этого диплом Гнесинки?
– С 1 сентября 2011 г. все учреждения всех ступеней переходят на третье поколение образовательных стандартов. Как в его канон укладывается Академия – вуз, где фактически у каждого студента – своя образовательная траектория?
– На базе Российской Академии музыки имени Гнесиных функционирует УМО по музыкальному образованию; Академия является одним из базовых вузов (это Московская и Санкт-Петербургская консерватории и Академия); и здесь разрабатывались стандарты третьего поколения по направлениям бакалавр и магистр. Разработаны и направлены в Минобрнауки стандарты специалиста. Правда, до настоящего времени приказа Минобрнауки об утверждении стандартов по музыкальным специальностям и направлениям подготовки еще нет. Обещают в конце декабря. Согласитесь, что это очень поздно, ведь с 1 февраля на сайтах музыкальных вузов должна быть вывешена полная информация по приему. Времени на подготовку нет совсем. Затянулся этот процесс потому, что, переходя на Болонскую систему, в новых стандартах разработчики постарались сохранить все лучшее, что накоплено в музыкальной педагогике, и не растерять традиции, заложенные выдающимися педагогами. У каждой страны есть свои традиции и достижения, и Болонский процесс ориентирован на сохранение, а не на разрушение. Российской системе музыкального образования есть чем гордиться и есть что сохранять. Наша система музыкального образования уже не один десяток лет дает миру выдающихся артистов; так стоит ли «ломать ее через колено», ссылаясь даже на самые благородные порывы Болонской системы – на мобильность и сопоставимость с европейскими требованиями? Мы стремимся, конечно, так реформировать наше профессиональное образование и вписаться в Болонский процесс, чтобы и все лучшее от Болонской системы было осмыслено и использовано, и, так сказать, чтобы «с водой не выплеснуть ребенка». Что касается, скажем, образования искусствоведов, то там в рамках бакалавриата предусмотрено и воспитание менеджеров, и воспитание лекторов-просветителей, журналистов, педагогов, то есть прикладных, востребованных сегодня специальностей – у искусствоведов введение двухступенчатой системы подготовки даже полезно. Этими краткими «болонскими» комментариями я только хочу сказать, что российская система обладает и должной гибкостью, и разумной открытостью к преобразованиям, как всякая живая система, но растерять свои завоевания в погоне за модными тенденциями мы, естественно, и не можем, и не должны… К сожалению, диалог с Минобрнауки по формированию нового поколения стандартов был не простым, и хочется надеяться, что все стандарты по музыкальным специальностям и направлениям подготовки нового поколения будут в скором времени утверждены.
– А какая квалификация будет указана у выпускников, окончивших обучение по программе бакалавриата?
– Новым проектом интегрированного закона об образовании предусмотрено три квалификации: окончившим вуз по направлению бакалавриата – «бакалавр»; магистратуры – «магистр», а по специальности – «специалист». Музыкальное сообщество это не понимает и не принимает. Исчезнут привычные для нас квалификации «концертмейстер», «преподаватель», «артист», «оперный певец», «концертный исполнитель». Для нас это было очень важно, да и было важно для всей культурной среды.
– Дает ли эта новая система большую свободу вузам в целом? О повышении самостоятельности вуза и роли академической мобильности сейчас немало говорится на самом высоком уровне, в том числе на эту тему неоднократно высказывался Президент РФ Дмитрий Анатольевич Медведев…
– Безусловно, переход на систему бакалавриат–магистратура дает вузу большую свободу. В действующих стандартах она практически не предусмотрена. Все часы учебного плана строго регламентированы, да и при проверке Рособрнадзором строго проверяется выполнение часов учебного плана. Возможности изменить отдельные дисциплины, если студенту это нужно, нет. Стандарт нового поколения по направлению «бакалавр» предоставляет вузу право самостоятельно использовать 50% учебного времени. Учебные программы сегодня быстро устаревают, фундаментальная подготовка студента в любой области не успевает за техническим прогрессом. Да она и не должна успевать! Задача академического образования – заложить основу и фундамент и научить алгоритмам поиска и усвоения необходимой информации. Нужно более гибко и творчески подходить к программам и готовить выпускников к реалиям современной жизни. Эта жизнь далеко не простая. Если говорить о музыкантах, то каждый выпускник должен быть себе и менеджером и продюсером, понимать, как составить и заключить договор. Он должен уметь искать спонсоров: к сожалению, так получается, что красную дорожку сразу никто стелить не будет.
– А как же то, с чего мы с Вами начали разговор? Что талант – это чудо?
– Я считаю, что одна из главных задач всех преподавателей – сделать так, чтобы студенты не разочаровались в выборе профессии. Любой из нас из курса литературы знает о противопоставлении поэта (и шире – мастера) толпе. Об участи «белой вороны». О том, что талант – это дар, налагающий на своего обладателя определенные обязательства. Преподаватель, учитель, наставник – называйте этого человека, как хотите, обязан всячески поддерживать в своем ученике уверенность в его нужности. Особенно сейчас, когда эволюция больше похожа на деградацию.
И поэтому в Гнесинке уже с этого года мы вводим блок дисциплин, которые можно назвать «приземленными», или просто прикладными. Чтобы ребята понимали – да, они занимаются великой профессией, но они живут здесь, в этом государстве со всеми достоинствами и недостатками этого положения. И это проблема не только России: на недавно прошедшем Варшавском конгрессе, где собирались ректоры консерваторий Европы, многие говорили о том же самом. Российское музыкальное образование очень высоко котируется во всем мире, это те позиции, где мы остаемся лидерами, в отличие, к сожалению, от многих других областей. Мы в Академии продолжаем искать фонды, бизнес-структуры, которые бы нам помогали. Не только учебному заведению, но и его выпускникам.
– А в чем выражается спонсорская помощь? На афише недавно прошедшего юбилейного, V конкурса пианистов «Путь к мастерству» для студентов консерваторий России и ближнего зарубежья стоят логотипы фирм Yamaha и Steinway, банка «Легион»…
– Этот конкурс вошел в состав тех, которые поддерживает Президент России. Что касается вклада спонсоров… Банк «Легион» уже не первый год выделяет первую премию, которую по традиции вручает председатель правления банка. Денежный приз учредила и фирма Yamaha, наш генеральный спонсор. Конечно, они помогают и с инструментами: концертный рояль Yamaha, дисклавир, оборудование для концертного зала – это подарки. С 50%-й скидкой Академия закупила инструменты для эстрадно-джазового оркестра, которым руководит народный артист России, выдающийся джазовый музыкант Анатолий Кролл. Steinway нам помогает по-другому: победителю конкурса «Путь к мастерству» оплачиваются мастер-классы у «артистов Steinway». В России это такие виртуозы, как Денис Мацуев; Юрий Розум, преподаватель Гнесинки, кстати; Элисо Вирсаладзе и другие.
– А контракт на какой-то срок с одним из оркестров может рассматриваться в качестве награды лауреату?
– Это не награда, это наша проблема (улыбается). В Гнесинке все струнники и духовики начинают работать в оркестрах, будучи студентами третьего курса. Конечно, от этого страдает посещаемость занятий. Но тут мы сделать ничего не можем, да и не хотим: во-первых, студентам разрешено работать по закону, во-вторых, это прекрасная практика – в оркестрах Михаила Плетнева, Марка Горенштейна… А в-третьих, это жизнь – та самая, к которой мы их готовим. Духовики вообще нарасхват: у нас благодаря авторитету Академии на отделение духовых инструментов еще есть даже конкурс, но если взять по стране вообще, то такие инструменты, как фагот, гобой, очень проблемные.
– Почему?
– До 1990 г. все музыкальные школы находились в системе Министерства культуры РСФСР, которое осуществляло целенаправленный контроль за их деятельностью, в том числе и финансирование. Закон «Об образовании», принятый в 1992 г., отнес музыкальные школы к учреждениям дополнительного, то есть необязательного образования. Естественно, учредителями школ стали органы управления культурой субъектов Федерации, резко снизилось государственное финансирование, значительно увеличилась родительская плата. Закон 131-ФЗ передал школы в муниципальное подчинение. В ряде муниципальных районов детские школы искусств были переданы в систему образования, многие из них были просто закрыты. Про закупку новых инструментов я вообще молчу: таких возможностей у большинства музыкальных школ сейчас просто нет. А гобой или фагот – трудные инструменты. Ребенок захочет овладеть им, только если рядом с ним будет звучать хорошая музыка. Увы, гораздо чаще он слышит телевизор. В музыкальных школах стали поголовно открывать эстрадные отделения. Детей с 6 лет учат эстрадному пению! Это нонсенс! И эти детские конкурсы, которые подпитываются желанием родителей сделать из ребенка звезду, отправить его на сцену петь взрослые песни. Что раньше было в общеобразовательной школе? Хоры. А сейчас – эстрадные коллективы… Сейчас даже на такой исконно русский инструмент, как балалайка, даже на баян конкурс среди абитуриентов минимальный. А ведь еще 10 лет назад конкурс среди баянистов достигал 10–15 человек на место!
Конечно, эти проблемы в музыкальном сообществе постоянно обсуждаются. Два года назад мы стали принимать в Академию и по программам среднего звена. Пока ведется подготовка только вокалистов и духовиков. В основном фаготистов и гобоистов.
– Это как бы подготовительные курсы?
– Да, думаю такая аналогия уместна, хотя у нас есть и подготовительные курсы. Дело в том, что абитуриенты-вокалисты к нам приходят с очень разным уровнем подготовки: кто-то после музучилища, а есть и такие, за плечами которых высшее техническое образование, а голос проснулся довольно поздно. За период обучения по программам среднего звена все выравниваются. А фаготистов и гобоистов фактически музучилища выпускают крайне недостаточно. В свою очередь, они испытывают аналогичные проблемы при приеме абитуриентов из музыкальных школ. Все взаимосвязано.
– А флейтистов берете на это отделение?
– На обучение по программам среднего звена не берем: их достаточно, и в основном девочки. Ребят в оркестре все меньше и меньше. Но тут другая проблема: армия.
– Галина Васильевна, в чем цель базового массового музыкального образования – не элитарного, а народного, того самого, о котором мечтала Елена Фабиановна?
– В 2005 г. я почти случайно попала на конференцию в Лиссабоне, которую проводила ЮНЕСКО. Это даже была не конференция, а конгресс, он назывался «Художественное образование». 3,5 тысячи делегатов, по 5-10 человек от каждой страны, и в основном – представители от министерств образования, реже – от министерств культуры. Перед нами на церемонии открытия выступил генеральный директор ЮНЕСКО (тогда этот пост занимал японец Коитиро Мацуура). Он сказал: «Мы должны понимать, что мир сегодня катится к катастрофе. Что сегодня ребенок, не воспитанный на культурных традициях своей страны, никогда не будет ее гражданином. Занятия любыми видами искусств в общеобразовательной школе должны занимать не менее 40% учебного плана. В противном случае никогда мы с вами в наших странах не вырастим ни физика, ни химика, ни математика, ни бизнесмена, ни руководителя». В наше прагматичное время, когда, казалось бы, прогресс в технике и экономическое процветание определяют, так сказать, «рейтинг» и государств, и отдельных личностей, оказалось, что все-таки был прав древнегреческий философ Протагор со своим знаменитым высказыванием: «Человек есть мера всех вещей». В начале XXI века цивилизация оказалась перед парадоксальным выбором: или захиреть, одряхлеть и погрузиться в стагнацию, или вкладывать ресурсы и средства в такой «неосязаемый» фактор, как уровень культуры и приобщенности к мировым духовным ценностям каждой личности, каждого ребенка, подростка и молодого человека. В Лиссабоне на последнем конгрессе ЮНЕСКО по художественному образованию подчеркивались две мысли, которые, кстати, на протяжении всего существования аристократии как сословия были ясны европейской элите всех стран. Первое – это огромный вклад художественного образования в жизненный успех каждого, чем бы он ни занимался, – если ты не пишешь стихи, не играешь на музыкальном инструменте, не рисуешь и не танцуешь, то не быть тебе успешным банкиром, бизнесменом и политиком. И второе – оказывается, цель образования, во всяком случае общего школьного образования – это вовсе не накопление уже надоевших нам всем «знаний, умений и навыков», а развитие креативности, то есть творческого подхода, инициативы и изобретательности во всем, чем бы человек ни занимался. И снова парадоксальным образом оказалось, что если воспользоваться известным латинским выражением, которое с легкой руки Йохана Хейзинги вошло в наш обиход, то получится, что Homo Ludens, «человек играющий» – это и есть тот самый человек, на котором стоит прогресс, все открытия и блага цивилизации. Именно развитие такой личности – артистичной в широком смысле слова, мыслящей неожиданно и ярко, не боящейся нового – становится целью образования. Профессиональное сообщество педагогов искусства, и вообще артистическое сообщество еще не осознало всю важность происходящего: с периферии образовательного процесса мы перемещаемся в его центр – художественное образование становится важнейшим средством развития творческого начала в человеке. И вот теперь в связи с обновленными и очень большими потребностями этого «культурно-художественного» курса в развитии образования общество с надеждой смотрит на нас, профессионалов в области искусства: как у нас обстоят дела, можем ли мы и хотим ли мы воспользоваться своей новой ролью лидеров в образовании? Наш ответ: да, безусловно, хотим и можем, но при одном условии – должном внимании и, подчеркну, должном понимании проблем и потребностей системы образования в области культуры и искусства как со стороны общества в целом, так и со стороны властных структур. Ведь профессиональное образование в области культуры и искусства – это фундамент культуры общества, то есть условие его духовной жизнеспособности, важный фактор сохранения его идентичности и единства, источник его творческих сил. Все, кто занимается культурой и искусством на любом уровне, – артисты ли это, художники и писатели, или учителя артистов, художников и писателей; или учителя учителей артистов, художников и писателей, или учителя художественной аудитории, учителя тех, кто будет ценителем и судьей труда артистов, художников и писателей – все эти люди, причастные по роду деятельности к культуре и искусству, сформировались в рамках системы профессионального образования в нашей области. Я ответила на Ваш вопрос?
– Да. Скажите, а было ли у этого конгресса продолжение?
– Да, Второй конгресс проходил в этом году в Сеуле, выступавшие обрисовывали положение дел в своей стране, предлагали свое видение ситуации и пути решения проблем. Я говорила о том, что у нас в общеобразовательных учреждениях пока еще есть уроки музыки, но все меньше, и музыкальное массовое воспитание должны взять на себя музыкальные школы и детские школы искусств. Что занятия в этих учреждениях дополнительного образования должны быть доступны и детям с разным уровнем музыкальной одаренности, и родителям с разными финансовыми возможностями.
Делегаты приводили очень интересные примеры. Например, в Японии после введения с первого по выпускной класс по 3 часа в неделю уроков рисования дети научились различать до 200 оттенков цвета. В этой же стране ребенок имеет право бесплатно заниматься на струнном или духовом музыкальном инструменте. В Венесуэле разработана государственная программа создания симфонических оркестров академической музыки. Принцип объединения людей в эти коллективы – социальный: музыканты из числа малоимущих, инвалидов, дети из неполных семей… При этом никто в мире не имеет такой устойчивой апробированной системы художественного образования, как та, которую современная Россия унаследовала со времен СССР. Есть сеть детских музыкальных школ и школ искусств: только в системе министерства культуры их 6 000, а всего по стране – 18 000: некоторые относятся к министерству образования и науки. В них изначально уже заложены программы разной направленности: общеэстетического, художественного, профессионального образования. У одного ребенка есть талант – его надо готовить к тому, что музыка станет его профессией. А другому нужен просто кругозор, его не нужно мучить гаммами с утра до ночи, а нужно просто показать: смотри, вот это – орган, это – клавир, фагот, кларнет, арфа, альт… Я Вас уверяю, что любой мало-мальски «наслушанный» (по аналогии с начитанным) человек не будет терпеть попсу такого уровня, что льется на нас из телевизора. Есть группы общеэстетического развития, где не только музыка, но и ритмика, и живопись – на базовом уровне, для общего развития. Все это есть! И есть педагоги… пока есть. К сожалению, вопрос кадров стоит очень остро. Ну не пойдет сегодня выпускник (я даже не говорю консерватории или вуза), вчерашний студент среднего специального учебного заведения, училища – в школу за ту мизерную зарплату, которую ему предлагают. А инструменты? Раньше в каждой музыкальной школе был фонд инструментов, которые закупались централизованно. Ребенок приходил, и ему давали флейту, баян, домру. Зачем покупать инструмент, если родители не уверены, будет ли ребенок играть на нем или нет? Но уже столько лет прошло, весь фонд изношен, а купить новые инструменты – у школы нет средств. Почему из духовых остались только флейтисты? В том числе и потому, что блок-флейта стоит недорого, такие расходы себе может позволить каждая семья, а дорогую поперечную флейту можно купить потом, когда станет понятно, что у ребенка интерес к инструменту всерьез и надолго. Кларнет или гобой нужно брать сразу, и стоит он порой дороже, чем рояль.
– А плохой инструмент отобьет всю охоту на нем играть.
– Да, конечно. Получается замкнутый круг. Знаете, сейчас бытует такое мнение: мы строим новое государство, мы должны не сохранять, а развиваться. Но нет развития без сохранения своей истории и традиций.
– ...Хотя бы для того, чтобы не повторять ошибки. Но Пушкина «с корабля современности» мы сбрасываем регулярно… Галина Васильевна, если продолжать тему стилей в искусстве: последний из «стилей эпохи», постмодернизм, коснулся и архитектуры, и живописи, и литературы. Несколько упрощая ситуацию, можно говорить о том, что одна из основных черт постмодерна – это деструктивизм, разрушение всех существующих канонов и предложение в качестве альтернативы некой модели для самостоятельной сборки. Коснулось ли это музыки, которая, по определению, несет в себе созидательное начало и не может быть деструктивной по своей сути?
– Видимо, поэтому она и стоит сегодня в стороне. Хотя, конечно, музыки постмодернизм и коснулся. В СССР он стал появляться в конце 60-х годов: это и Альфред Шнитке, и София Губайдулина… Из нынешних молодых к постмодернизму можно отнести композиторское творчество Виктора Екимовского, Владимира Тарнопольского; за рубежом число имен исчисляется десятками… Современная музыка входит в обучение в Академии не только как пласт академического музыкального репертуара, но и как часть массовой культуры. В РАМ массовые музыкальные жанры читаются на ИТК для музыковедов, звукорежиссеров и композиторов (объем курса 36 часов, продолжительность 1 семестр по 2 часа в неделю). Это крайне мало. В целом, изучение современной музыки студентами, однако же, ведется в основном в рамках традиционных курсов. Более радикальный подход сегодня осуществлен в Московской консерватории имени Чайковского, где существует факультет старинного и современного исполнительского искусства (ФИСИИ). Созданная в МГК кафедра современной музыки стремится к комплексному изучению современного музыкального искусства. У нас пока такой кафедры нет и, к сожалению, современная музыка очень мало изучается.
– В системе современного высшего образования принято приглашать лекторов из числа профессионалов в той или иной области, профильной для института. Существует ли в Гнесинке подобная практика?
– Да, сейчас мы начали очень активно развивать международное сотрудничество.
Совместный проект Академии и Каннской консерватории реализуется под эгидой Фонда социально-культурных инициатив, который курирует Светлана Медведева. В январе 2011 г. к нам приедет пианист – профессор Каннской консерватории, даст студентам несколько мастер-классов и сыграет сольный концерт. В начале октября была встреча с профессором из института Пибоди (Peabody Institute) в Балтиморе. Сейчас заключен договор с Испанией, с Барселонской консерваторией.
– Там струнники сильные…
– Да. Будут программы студенческих и преподавательских обменов, и не только с Испанией и Францией. Сейчас к нам приехала студентка вокального факультета из Квебека, а с января туда уезжают на полгода два студента-музыковеда. Совсем недавно поступило предложение о сотрудничестве из Варшавы, от университета Шопена. Есть договор с академией Сибелиуса в Хельсинки – это очень интересное учебное заведение.
– Какие иностранные языки преподают в Академии?
– Английский, итальянский, французский… К сожалению, многие студенты не понимают, что знание иностранного языка, хотя бы одного, – это требование времени. Да, музыка понятна без перевода и музыкант – одна из наиболее космополитичных профессий; но нужно общаться и на мастер-классе, и в оркестре. Мне очень приятно говорить о том, что последние два года Академия находится на очень большой высоте. В октябре прошел фестиваль «Три гения – три юбилея»: отмечали 325 лет со дня рождения И.С. Баха, Г.Ф. Генделя и Д. Скарлатти. В ноябре состоялся «Музыковедческий форум 2010» – международная научная конференция и мастер-классы «Передвижной выставки искусств» (этот проект курирует Светлана Медведева). С 24 по 26 февраля 2011 г. запланировано проведение Международной научно-практической конференции «Романтизм: истоки и горизонты». Это совместный проект Российской академии музыки имени Гнесиных, Московской консерватории, Российского Шубертовского общества и Центра поддержки и развития современного искусства имени Алемдара Караманова.
Мы все понимаем, что сейчас идет реформа образования – реформа суровая и даже в чем-то жестокая. Очень хочется, чтобы творческие учебные заведения не потеряли свою индивидуальность. У нас в стране всего лишь 13 консерваторий. Прием на первый курс всех консерваторий не наберет даже численность одного факультета крупного вуза. Мы с Вами уже достаточно поговорили о том, что важность музыкального образования, как элитарного, так и массового, должна осознаваться государством. Так было: смотрите, 1944 г., еще идет война, а в Казани открывается консерватория, у нас в Гнесинке идет первый набор студентов на программы высшего музыкального образования, строится новое здание, в котором сейчас мы и живем. Так и сегодня: думаю, всплеск активности и преподавателей, и студентов Академии связан еще и с тем, что мы – получатели Президентского гранта. Проходят мероприятия, раскрывающие потенциал Академии, ведется активная научная работа. И я надеюсь, что Дом на Поварской – Гнесинка – всегда будет востребован.